Олег Табаков // фото: Global Look Press
Олег Павлович Табаков с большой почтительностью вспоминал о своих родителях, с любовью говорил о своих женах, с нежностью и восторгом – о детях.
Сегодня, в день рождения артиста, покинувшего нас полтора года назад, мы публикуем его однажды записанный рассказ о самых главных людях в его судьбе.
«Почти все мои предки – простолюдины»
– Меня, полуживого, паршивого, всего в диатезе, приняла из роддома и выходила баба Оля. Она была моей главной заступницей. Если вдруг отец – очень редко – поднимал на меня руку, баба Оля выводила меня за «линию огня». Бабушка молилась, не таясь, у себя за загородкой, хотя иконы в комнате и не было. Видимо, и меня она в детстве крестила, точно не знаю. Весь мой природный сантимент, чувствительность – оттуда, из украинских песен маминой мамы, бабы Оли: «Солнце низенько, вечiр близенько». А какую Буся (я ее так называл) делала свинину с черносливом! Почти все мои предки – простолюдины. У бабы Оли – 4 класса образования. Не так уж и мало по тем временам. Ее смерть в 1945 году – моя первая жизненная потеря. Со смертью бабушки Оли я перешел некий рубеж чувств, и всю мою взрослую жизнь я приезжаю в Саратов отнюдь не из-за ностальгии по детству, а ради родных могил.
Брак с мамой был вторым для отца. От первого брака у него был сын Женя, который жил со своей мамой. Но мы все как-то ладили друг с другом и общались. После войны отец завел новую семью. Может, это случилось потому, что мама решила остаться с детьми в Саратове и не поехала с ним на фронт. Отец обладал особым мужским шармом. Он не был в полном смысле слова казановой или донжуаном. Но ухаживать умел! Недаром у него было пять жен. Но он не заводил романчиков. Влюблялся, разводился, женился. Он думал сначала о женщине, а потом о себе. К концу войны отцу исполнился 41 год. Его новой жене было чуть больше двадцати. Они поселились в комнате через стенку от нас. Мама не запрещала мне бывать у него, но я видел, что ей это неприятно. И старался скрывать наши отношения. Я ощущал почти физическую боль оттого, что отец не жил с нами. Умница, спортсмен, он хорошо играл в шахматы, его называли «живой энциклопедией», он был аккумулятором, от которого заводились люди, машины, женщины и дети. Он всегда живо интересовался моими делами, но ему было как-то неловко меня хвалить. И то, что я с трудом выношу комплименты в свой адрес – это оттуда. Однажды он приехал ко мне в Москву, и мы пошли в мхатовскую столовую, а там же знаменитости. Я, молодой хвастунишка, предложил: пап, хочешь познакомлю? Но отец ответил: «Нет, Лёлик, не надо». Он был полон достоинства. Вспоминаю, как он любил беседовать по ночам с моим сыном Антоном. Он имел редкий дар заниматься с детьми. Без позерства могу сказать, что это я унаследовал от отца. Он был очень музыкальным человеком, а уж какой он был остряк! Умер отец от инсульта в 77 лет.
«Меня старались… извести. Но не тут-то было!»
– Мамин отец – Андрей Францевич Пионтковский – до 1917 года был крупным зернопроизводителем. Мама получила прекрасное гимназическое образование. На ее долю выпало много страданий уже с детства. Ее старший брат застрелился, а сестра забеременела от директора гимназии и, не желая подвергать его позору, покончила с собой. Первый муж мамы застрелился, поскольку подозревал маму в неверности, причем безосновательно. Вторым мужем мамы был Гольдштерн, выходец из богатой еврейско-румынской семьи. Сталин послал его на шпионскую работу в Германию.
Я появился на свет, когда маме было 32 года, отцу – 31. Много позже мама призналась, что, поскольку она училась на пятом курсе медицинского факультета и у нее уже была 8-летняя дочь Мирра, в ее планы не входило заниматься деторождением. Меня старались… извести. Но не тут-то было! После развода с отцом мама, женщина гордая и красивая, поменяла свою судьбу на детей. Работала на двух работах, она была хорошим врачом. В конце 42-го мама заболела брюшным тифом. Выкарабкавшись из инфекции, из-за истощения она еще долго не могла встать на ноги, потому что каждый съестной кусочек совала мне или Мирре. Весной 43-го, с трудом поднявшись с постели, мама повезла нас в городок Эльтон. Там мы прожили два года. Мама работала в госпитале врачом-терапевтом и иногда приносила нам в судках что-то из оставшейся госпитальной еды... Она всегда помогала всем. Позже она переехала к нам в Москву. Мама не могла кричать на детей. И тем более их шлепать. Она была беспомощна перед Антоном, который нарушал все нормы поведения. В последние свои годы мама жила моими заботами.
«С Люсей мы прожили 30 лет и 3 года»
– Олег Николаевич был первым среди нас не по должности, а по любви. Всегда. Даже когда ушел из «Современника» в МХАТ. Это было так, как бывает, когда любимый отец уходит из семьи. Ефремов дал мне некий компас осознания себя в сообществе. Он был вершителем распорядка моей жизни довольно долгое время. Последние три года жизни Олегу Николаевичу приходилось невероятно трудно и даже трагично. Не только в силу нездоровья, но и потому, что он сжигал себя.
Первые годы в «Современнике» были для меня важны еще по двум причинам: я женился, и у нас родился ребенок. Мы с Люсей познакомились в 1958 году. Люся должна была играть главную женскую роль в картине «Дом у дороги», ну а я – мужскую. Эта работа и была плацдармом, на котором зародились, развивались и окрепли наши отношения. Мы поженились в декабре 1959 года. Свадьбу мы праздновали в ресторане ВТО. Ребята вынесли Люсю в большущей белой коробке и вручили ее мне. Вообще семейная жизнь – вопрос деликатный. Мы прожили 30 лет и 3 года. Другое дело, сколько я нагрешил и какова моя вина перед Людмилой Ивановной… Единственное, что могу сказать: я старался не делать больно.
«Мои отношения со старшими детьми не были безоблачными»
– Что касается воспитания сына Антона и дочери Саши, то процесс этот был уподоблен большому комбинату, работающему на энергии любви сразу нескольких женщин: моей мамы, Люсиной мачехи и нашей соседки из Саратова.
Антону не было и года, когда мы обрели свой дворец – шикарную однокомнатную квартиру с балконом. Однажды, оставаясь там с ним один на один в течение двух или трех суток, потому что Люся уезжала на съемки, в какой-то, уже критический момент я обнаружил себя в маленькой кроватке Антона вкладывающим ему в рот собственную грудь, ибо никакими другими способами утихомирить это орущее чудовище было невозможно.
К сожалению, мои отношения со старшими детьми, а особенно с дочерью Александрой, не были безоблачными. Мы с дочерью так и не смогли наладить отношения. (Табаков развелся с Людмилой Крыловой, когда Антону было 33 года, а Александре – 29. Со старшим сыном отношения впоследствии восстановились, а вот Александра так и не простила отцу уход из семьи. – Ред.)
«Мы пытались расстаться, но потом все начиналось снова»
– Марина никогда не ведет себя как примадонна. Она – очень честно и объективно относящийся к своей работе человек. Всегда пахала и пашет, как настоящий труженик.
В моей жизни все изменилось с появлением этой круглолицей темноволосой девушки, пришедшей на прослушивание. Много лет спустя я узнал, что мама Марины тогда сказала: «Табаков набирает студентов. Если он тебя не возьмет, тогда никто не возьмет...» Я заболел любовью, кажется, в ноябре 83-го. И я поменял судьбу. В нашем театральном мирке Марине досталось полной мерой. Нам обоим тогда было больно. Но роман, длящийся всю жизнь – это непостижимо для меня прежнего. Конечно, мы пытались расстаться, но потом все начиналось снова. Еще не будучи моей женой, Марина бывала со мной в разных странах, где я работал.
Господь наградил меня Мариной, а Марина подарила мне Павла и Марию. Иногда мне кажется, что это счастье дано мне не совсем по заслугам.
// фото: Global Look Press
У Павла четко видны родительские черты. Терпимость и системность – от Марины, а все остальное, касающееся энергетического ресурса, разнообразия и жуликоватой изобретательности в достижении цели, которую он ставит перед собой, – это от меня. Павлик прекрасно знает, на какие именно надо кнопки нажимать, чтобы чего-то добиться от человека. Бульдозерность в достижении цели – моя, а склонность сгущать, драматизировать события – это от матери. Так распорядилась природа… А Маша – настоящее дитя любви, несущее эту любовь в себе.
- «Он видел больше всех». Вспоминая Олега Павловича Табакова
